ЗОЛОТОЕ КОЛЬЦО ЗА НАУРСКУЮ

 

Прошлым летом при встрече с Ниной Дмитриевной Молла, бывшей сотрудницей историко-краеведческого музея, а теперь ра­ботающей на станции детско-юношеского туризма, мы по инерции, как всегда, заговорили о краеведении. И она рассказала мне, что недавно познакомилась с некой Татьяной Михайловной Самусь и была у нее на квартире в Краснодаре, но не взяла адрес. Однако для меня найти женщину с такой редкой фамилией было «делом техники».

У Татьяны Михайловны есть тетрадь с воспоминаниями ее матери — Анны Васильевны Евтушенко (1902-1982), в замужестве Поляковой, которая в детские и юношеские годы до революции и в революцию проживала в Анапе. Анна Васильевна назвала свои записки «Хроникой семейной жизни». Татьяна Михайловна любезно подарила мне в ксерокопиях документы и воспоминания, мамины фотографии дореволюционных лет для публикации в газете и в новой книге «История курорта Анапа» с последующей передачей материалов в фонды нашего музея.

Воспоминания оказались очень интересными, и сама Анапа, близкая и узнаваемая, обогатилась новыми страницами удивительной жизни нашего старинного городка. Попутно мне еще нечаянно повезло — на групповой фотографии одноклассниц и учителей Ани Евтушенко Анапской женской гимназии я впервые увидел запечатленное лицо законоучителя Темномерова Аполлония, великого священнослужителя из Петербурга, трагически погибшего позже, о котором мне еще предстоит рассказать.

На старости лет Анна Васильевна решила записать свою жизнь с самых ранних лет, правда, попеняв вначале на свою не очень хорошую память. Но, познакомившись с рукописью, я понял, что сетовала она на память больше для порядка, с памятью у нее все было благополучно, но вот завершить записки она, к сожалению, не успела.

Нашим читателям я предлагаю отрывки из хроники, главным образом т.е. которые касаются Анапского периода жизни Ани Евтушенко (в семье и кругу друзей ее ласково звали Нюся). В тексте я по своему разумению кое-что переставил, поправил, дополнил, ни на йоту не исказив содержания. Начнем с родословной.

 

ИЗ КАЗАЧЬЕГО СОСЛОВИЯ

 

В Анапе семья Евтушенко, как пишет их давний друг Макаренко Георгий Калинникович (1904-1987), жила на улице Рождественской (ныне Кирова). Сам Макаренко жил рядом, на углу улиц Серебряной (ныне Ивана Голубца) и Рождественской. Кстати, мама Георгия — Акулина Максимовна держала гостиницу, где в 1919 году останавливалась Матильда Кшесинская с сыном и друзьями. Георгий Калинникович жил в Анапе с 1911 по 1930 год, затем переехал в Ейск. Был известным агрономом на Кубани, имел орден Трудового Красного Знамени и слыл человеком высокообразованным.

Он и рассказывал Самусь Татьяне Михайловне, что род Евтушенко на Кубани пошел от черноморских казаков, высадившихся в конце XVIII века на Ейской косе. К запорожцам, высадившимся на Тамани, клан Евтушенко отношения не имел. Они одними из первых основали станицу Старощербиновскую, где до самой революции имели казачий пай земли, сдаваемый в аренду.

«Помню мою бабушку по папе Евтушенко, — начинает записки Анна Васильевна. — Это была очень властная, строгая женщи­на. Дедушку Тараса Петровича Евтушенко не помню, он рано умер. Но знала, что он был большим начальником, атаманом в станице Старощербиновской. Как рассказывала бабушка, жили они богато. Амбары были полны зерном, висели окорока, осетры, в кладовке стояли бочонки с черной и красной икрой. Выезд свой был (хорошие кони с экипажем и упряжкой). В семье у них было четыре сына и дочь. После дедушки хозяйство пришло в упадок. Один из сыновей, мой папа — Василий Тарасович поехал в Екатеринодар, окончил там бухгалтерские курсы и всю жизнь проработал бухгалтером.

Женился папа на Мане Кайдашевой, девушке из Ейска. (Ейчане вспоминали, что засватал он в 1897 г. первую красавицу в городе и был повенчан первым браком с девицею Марией Ивановной Кайдашевой). Он был старше мамы на 11 лет. Мама всегда говорила: «Не выходите замуж за человека намного старше вас. Мне всё хотелось на танцы, ходить в гости, а ему хотелось больше посидеть дома за самоваром». Маме было 16 лет, а папе — 27. Но прожили жизнь они хорошо.

У мамы был необыкновенно добрый характер. Веселая, жизнерадостная, приветливая, совершенно бескорыстная, доверчивая, всепрощающая — моя мама была чудным человеком. У нее всегда был большой круг друзей. Всегда у нас кто-нибудь жил, останавливался. Устраивались прекрасные вечера. Мама и папа любили играть в карты. Мама — в трынку, папа — в преферанс. Когда с друзьями, то играть рассаживались за разными столами. Потом был очень вкусный ужин. Мама готовила очень хорошо. Мама и папа к тому же хорошо пели. А еще мама замечательно читала стихи Некрасова, Шевченко, как-то просто, певуче, за душу хватало».

 

 

И СКАЗАЛ ЦАРЬ: «МОЛОДЕЦ, НАТАША!»

 

«Папа работал главным бухгалтером в казначействе. По роду службы папу через какой-то промежуток времени переводили из одного города в другой. Такой один переезд, из Темрюка в Анапу, я помню. Снаряжали три-четыре подводы, на них грузилась вся мебель, вся домашняя утварь, цветы (у мамы было много больших цветов), усаживались дети и неспешно двигались.

По пути останавливались на хуторах и в селениях. На одном из хуторов нас посадили за стол, налили в чашки парного молока из ведра, только что надоили. Так я не стала пить. «Это не моло­ко. Наша мама приносит молоко в кувшинах, с пенкой». Все смеялись. Но раньше молоко, действительно, продавали в глиняных кувшинах и затапливали в печках».

В записках она рассказывает об одном, вроде бы, смешном, но для нее драматическом происшествии. Как-то в Темрюке братья Александр и Жора пригласили ее сходить на сопки. «И вот, когда мы подошли к сопкам, то Александр выбрал самую большую и говорит: кто из нас скорее добежит до верхушки? Я и не подозревала об опасности. Мы разогнались с трех сторон и побежали. Когда я со всего разгону добежала до верхушки, то увидела, что сопка действующая и там серая грязь: пуф, пуф... А когда мы добежали до верхушки, то схватились все трое за руки. Я как увидела эту лаву, хотела повернуть обратно, а это невозможно, ноги проваливаются в массу, и нельзя повернуть их, и вперед бежать нельзя. Вижу под собой не застывшую массу, и она всё засасывает. А ребята хохочут. Уж и не помню теперь, как я выбралась. Когда пришли домой, то нам говорили, что там и людей, и коров засасывает. Сейчас и то страшно вспомнить. А ребята все смея­лись. Пошутили».

Это был, конечно, грязевой вулкан — гора Гнилая, расположенный на окраине Темрюка. Сегодня на гору Гнилую часто ездят экскурсанты из Анапы.

«В Темрюке я пошла в школу. Со второго года обучения папа возил меня в Мариинский институт в Екатеринодар, где уже училась и жила моя сестренка Ната (Наташа). Два раза папа возил меня туда на вступительные экзамены — один раз из Темрюка, другой — уже из Анапы. Оба раза я была принята, но мама каждый раз делала все, чтобы я не поехала.

Папе перечить было бесполезно, раз он сказал — всё! Его слово — закон. Тогда из Анапы в Тоннельную ездили на лошадях, а из Тоннельной поездом в Екатеринодар. Так мама сказала извозчику, чтобы он приехал на час позже, и мы, конечно, на поезд не попали. В другой раз извозчик приехал, а мама меня послала куда-то, и опять на поезд опоздали. А папе для поездки нужно было брать отпуск, но ему не давали. Папа весь из себя выходил, но он не догадывался, что это были мамины проделки. Так я и не поехала в Екатеринодар, а училась в Анапе, в гимназии».

Г. К. Макаренко пояснил, что старшая сестра Ната училась в Екатеринодарском Мариинском институте благородных девиц (среднее учебное заведение типа советского интерната). Воспитанницы института были на полном государственном обеспечении и причем бесплатно. Их учили, кормили, обеспечивали жильем и одеждой. Принимались в него только дети государственных служащих-чиновников, каким и был Василий Тарасович.

«Сестренка моя ужасно скучала по семье. Она была очень веселая, добрая, очень хорошо танцевала. Когда Институт, где она училась, посетил царь Николай II с матерью Марией, в честь ко­торой Институт был назван Мариинским, то Ната танцевала для высоких гостей казачок. Николай II подозвал Наташу к себе, погладил по головке и сказал: «Молодец, Наташа!».

Когда она была в последнем классе, и ей надо было уезжать из Анапы, она ужасно не хотела, все просила, чтоб ей разрешили окончить гимназию в Анапе, но папа был непреклонен. Отъезд затягивался, уже наступали холодные дни. Приехал извозчик. Наташа попросилась сбегать искупаться в море. Побежала, искупалась и с мокрой головой ехала на извозчике 30 км и простудилась. Когда приехала в Институт, сразу заболела и умерла. Но Г. К. Макаренко поправил — умерла она от сыпного тифа, а не от простуды, в 1918 году. Тиф тогда свирепствовал по всей России.

 

 

КАК ПАПА С ПОЛИЦИЕЙ ВОРА ПОЙМАЛ

 

Отец Нюси Василий Тарасович приехал с семьей в наш город в 1909 г., где 1 июля по распоряжению Екатеринодарской казенной палаты открылось анапское казначейство, в котором он с первого же дня стал работать старшим (главным) бухгалтером. За годы работы здесь Василий Тарасович аттестовался в должности бухгалтера 1-го разряда, коллежским секретарем, принадлежащим к казачьему сословию станицы Старощербиновской, титулярным советником православного вероисповедания. В Анапе семья Евтушенко прожила около 10 лет.

«Здесь прошло мое детство и ранние годы юности. Я даже помню войну 1914 года. Привозили в город много пленных турок в фесках и каких-то серых накидках. Везли через весь город на подводах по четыре человека. Выглядели они какими-то жалкими. И в госпиталях они лежали. Мы, школьники, еще ходили их развлекать.

Вскоре в ту войну нас временно эвакуировали в Ейск, опасались военных действий с турками в Анапе, а папа продолжал работать в анапском казначействе. Когда мы уехали, он остался в доме один. Мои родители обычно снимали дом с подворьем, и у нас всегда была прислуга. Теперь, когда мы уехали, папа прислугу рассчитал. И вот однажды, придя домой со службы, он увидел квартиру ограбленной.

Папа сейчас же обратился в полицию, и полицейские с собакой побежали по следам. Следы привели во двор бывшей прислуги. Интереснее всего было то, что, когда они вошли в комнату, то на комоде были расставлены все наши фотокарточки. Деваться ей было некуда. Вещи наши были закопаны во дворе под дровами. Но еще интереснее случилось через год: когда мы вернулись домой, прислуга эта пришла к маме, расплакалась и просила взять ее к себе обратно. И мама взяла!»

 

 

СТУДЕНЧЕСКИЕ ВЕЧЕРА

 

«Училась я в женской гимназии. Любила петь и здесь впервые стала выступать на сцене. Помню огромные афиши по городу: «Выступает Анна Евтушенко, аккомпанирует симфонический оркестр». Дирижировал Замула, он же дирижировал и духовым оркестром».

Добавлю к запискам Нюси Евтушенко. В Анапе всегда присутствовали воинские части. Музыка военных оркестров звучала постоянно. Великолепным капельмейстером был как раз А. Ф. Замула. Оркестр под его управлением давал гастроли по краю, в том числе и в Сочи. Господин Замула был еще и руководителем местного отделения Российского хорового общества. Кстати, у Ани и на фотографии среди гимназисток есть учительница русского языка Замула А. М. — красивая молодая женщина, но кем она по родству доводилась капельмейстеру, я не знаю. Но продолжим.

«Жизнь в Анапе была очень интересной. Бывало, открою окна на улицу, убираю комнаты и пою. Потом посмотрю исподволь на улицу, а там толпа народа стоит и слушает, а я делаю вид, что не вижу, и заливаюсь. Одну песню спою, другую, и дальше, пока не напоюсь.

К нам во двор всегда приходило много молодежи. Был у нас свой ребячий оркестр — мандолина, гитара, балалайка. Собирались по вечерам — играли, пели, танцевали. Мама и папа были гостеприимными, к нам всегда шли люди. Пели часто все хором — и взрослые, и молодые. Папа очень любил «Вечерний звон» и хорошо «бомкал» — бом, бом... В зимнее время мама и папа участво­вали в любительских спектаклях, маме роли очень удавались.

Спектакли ставились в курзале. Это было очень красивое здание в городском саду. И сцена была прекрасной. На ней, я помню, играла Шпаргалку в пьесе «Иванов Павел». Довольно симпатичная вещь, вроде оперетты, все поется. А папа в ней играл сторожа.

А какие устраивались летом студенческие вечера! Когда студенты приезжали на каникулы, весь сад украшался. Молодежь тащила из дому ковры, цветы, всякие вещи. Устраивались специальные шалаши, беседки, всякие киоски с лотереями, играми, аукционами. Все оформлялось уютно, со вкусом. Где-нибудь на возвышении стояла красивая девушка и продавала поцелуи. В шалаше сидела гадалка, шалаш весь из ковров, и гадалка имела шикарный наряд. Так было много всякой выдумки! Почта, цветы, много всяких трюков, бега в мешках, бега с ложкой, а в ложке яйцо. Приз за лучший и оригинальный костюм. И непременно концерт и танцы. И так бывало каждое лето.

Помню, пришла ко мне комиссия из студентов приглашать петь на студенческом вечере. Я, конечно, с радостью согласилась. Это ж так интересно, заманчиво, почетно! Я еще гимназистка, а меня уже студенты приглашают. Набежали подружки, все с советами — что одеть, как выглядеть красивее... А одна и говорит: «Мне одна знаменитая певица говорила, что она перед выступле­ниями делает себе на шею согревающий компресс. Сделай и ты, вот будешь звучать!»

Ну, я и сделала. Конечно, не очень умно, смочила чуть ли не по­лотенце, замоталась и легла спать во дворе. На утро не могла не то что петь, но и просто говорить. Был какой-то тихий шепот, и болело горло. Я даже не смогла пойти на вечер. Обидно было до слез».

Надо сказать, студенческие вечера в Анапе проводились и ранее. Так, сезонная газета «Анапский листок», выходившая в 1909 г., объявляла читателям: «9 июля в курзале состоится студенческий вечер в пользу недостаточных студентов г. Анапы. В концертном отделении примут участие, между прочим, г.г. Труффи, Зарэ, артист русской оперы Бастьянов и др. После концерта будут бал и игры, конфетти, почта. Организованы киоски-буфеты. Начало в 8 часов вечера. Распорядительницей вечера в этом году будет госпожа А. И. Пезе де Корваль». Позже газета сообщит, что в пользу недостаточных студентов анапчан было выручено 900 рублей, деньги по тем временам немалые.

 

 

 

 

 

ЗОЛОТОЕ КОЛЬЦО ЗА НАУРСКУЮ

 

«На танцевальных вечерах я часто брала призы за наурскую, мазурку, танго. В то время очень модны были маскарады. Но нам, гимназисткам, посещать их запрещалось. И вот на один из таких маскарадов я пошла в Курзал в маске и в костюме. Начались танцы, и был объявлен приз — золотое кольцо за лучшее исполнение наурской.

Мне очень хотелось протанцевать, но на самом видном месте сидели три классные дамы из нашей гимназии и следили — нет ли здесь на балу гимназисток. Моя компания начала меня угова­ривать танцевать, а я как гляну на этих дам — сердце замирает. Ну, всё же пошла.

Танцевали 12 пар. Я была шестая. Когда я протанцевала, все стали кричать: «Приз! Приз!», но ведущий сказал, что объявлено 12 пар и мы должны посмотреть всех. Но после каждого последующего все продолжали кричать, чтобы приз дали мне. Наконец протанцевали все, но все равно пальму первенства публика отдала мне. Когда мне вручили кольцо, все начали кричать: «Маску снять!» А для меня это было самое страшное.

Тогда я попросилась пойти в костюмерную и причесаться, привести себя в порядок перед тем, как снять маску. Это мне посоветовал Костя Спотопуло, сын нашей хозяйки. Я пошла в костюмерную, а Костя побежал домой (он был недалеко) и взял папину черную накидку с капюшоном. Тогда мужчины носили такие верхние накидки, они застегивались на груди львами. А я всё стояла в костюмерной, ждала и дрожала. Он прибежал, открыл дверь, и я прямо нырнула в накидку. Он обнял меня за плечи, вывел, и через двор мы побежали домой и издали слышали выкрики: «Что так долго?», скандировали «Маску! Маску!..»

«Из Анапы я совершила первое свое путешествие на пароходе до Батуми, с заходом в порты по Черноморскому побережью Кавказа». Драматический случай с Аней произошел при поездке на фаэтонах из Сухуми, на экскурсию в Новый Афон. Ехала она с врачом из Ростова, было весело и интересно. Как вдруг лошади понесли. Словно безумные они понеслись во весь опор, и кучер не в состоянии был удержать бешеный галоп лошадей. Справа гора, слева пропасть и вот впереди крутой поворот и мысль «Ну, всё!» Кучеру удалось повернуть лошадей, выскочить на мост, и здесь лошади грохнулись и упали, застряв в перилах, прямо на коляску. Ане упавшая лошадь поранила ногу, фаэтон разбит был вдребезги.

После оказания медицинской помощи экскурсантами с других фаэтонов приехали в Новый Афон. Сделав из четырех рук своеобразную скамеечку, ребята носили Аню на руках по монастырю, к водопаду, в пещеры.

 

 

 

НЕРАЗДЕЛЕННАЯ ЛЮБОВЬ БОРИСА ПИЛЕНКО

 

В 1919 г. в Ейске умерла бабушка, мать мамы, оставив скромное наследство, прежде всего небольшой дом с комнатной обстановкой и всем остальным добром, и вся семья перебралась в Ейск.

Перед отъездом Ане Евтушенко был выдан аттестат об окон­чании 7-го класса Анапской женской гимназии. Всего в аттестате было 12 предметов. Оценки были хорошими. Аттестат был подписан учителями: председателем Педагогического Совета Н. Пламеневским, Почетной попечительницей Л. Пиленко, начальницей гимназии А. Славиной, Законоучителем, протоиереем А. Темномеровым, Н. Домонтович, А. Коваленко, В. Поляковой, С. Демьяновой, П. Дунаевской, 3. Соколовой, Е.Н. Вознесенской, А. Демьяновой, секретарем Совета В. Можевитиновым.

 

 

                          

                                    Анапская женская гимназия, 1919 г., 7-й класс

 

В 1-м ряду: Головко Мария, Темномерова Клава, Семенова Ли­за, Келлер Лида, Кравченко Валя, Семенова Сима, Жмуркина Зина, Евтушенко Нюся, Швандт Берта, Цукурьян Зара. Во 2-м ряду: Егорова Лена, Панаиоти Лиза, Замула А. Михайловна (русский язык), Пламеневский Николай Иванович (математик), Славина Александра Валериановна (начальница гимназии), Домонтович Надежда Викторовна (немецкий язык), Темномерив Аполлоний Михайлович (законоучитель), Жданова Ксения, Комарова Таня. В 3-м ряду: Карчук Женя, Проскурякова Вера, Жданова Оля, Пантелеева, Цукурьян Мария, Полякова Варвара Алексеевна (литература), Сергеенко Шура, Пипотина Поля, Воропаева, Руденко Зина. В 4-м ряду: Цеханович, Штекман, Мельник Пава, Циммерман Анна, Гирш Мария, Павленко Феодора, Ломако Анфиса, Седуненко Анна, Плеханова Лена, Попкова Сима. Лежит Крушинская.

 

 

У Аниной мамы было 11 детей, но пятеро умерли в младенчестве. После неожиданной смерти Наташи столь же неожиданно в Ейске умерла Варя и тоже от сыпного тифа, ей было всего 17 лет. «Варя у нас была красавица. Смуглый цвет лица с румянцем, глаза с поволокой, прекрасные локоны падали на плечи. У нее всегда было много поклонников. Очень любил ее Борис Пиленко из знаменитой в Анапе семьи Пиленко. Его отец Владимир Илларионович был видным общественным деятелем в городе, имел дачи, виноградники. Борис с отцом и братом в революцию бежали за границу. Они ушли на пароходе, но в море их пароход затонул. На лодке приплыли к какому-то берегу — не помню, но обосновались в Тунисе, в местечке Губелаш вступили в общество «Трактор». Оттуда Борис писал Варе в Ейск, чтобы она ждала его, он, дескать, все равно вернется. Но Вари уже не было на свете. Ответила ему я. Некоторое время мы переписывались. Он все мне изливал, как он любил Варю. «Все равно я приеду на ее могилку». Больше я его не видела и не знаю его судьбу».

Г.К. Макаренко, в те годы просто Жора, писал спустя много лет: «В период анапской жизни моим лучшим другом была Варя, которой не раз драл уши, а иногда и порол Василий Тарасович за хищения у него пороха и заряженных патронов для меня. Нюся была старше меня и глядела на меня как на недостойного внимания сопляка. В те возрасты особенно строго соблюдалась иерархия старшинства и меньшинства». Борис учился в той же гимназии, где учился и Жора, но Борис был на три класса старше, такая разница в возрасте исключала возможность близких контактов между собой. В 1919 г. Борис с отличием закончил анапскую гимназию. Когда начался НЭП, восстановилась переписка с заграницей. И Жора получил письмо от Бориса, в котором он писал о желании предложить Варе руку и сердце и готов был встретить ее в Константинополе (Стамбуле). Но ее уже не было в живых.

После того, как они перебрались во Францию, жили в основном в Ницце, Борис Владимирович Пиленко (1900-1975) женился на француженке Андре. У них было 12 детей.

Его младший брат Сергей Владимирович в 2001 г. приезжал из Ниццы на свою родину в Анапу, впервые после революции.

Ему уже было 87 лет. С ним была Даниель, дочь Бориса Пиленко, с мужем Жаном. Общественность города принимала их очень тепло. Писала об этом и наша газета. Через два года Сергея Владимировича не стало.

 

 

 

ЯН ПОЛУЯН В ГИМНАЗИИ И В ПОДПОЛЬЕ АНАПЫ

 

«В Ейске всё еще менялась власть, то красные, то белые. По дворам только и слышишь: «Скоро наши придут?» Мимо нас все проходили войска, а мальчишки выносили им воду пить и спра­шивали: «Вы белые или красные?»

В 1921-1922 годы был ужасный голод. Хлеба не было. Папа регулярно ходил на работу, он работал бухгалтером и получал 3000 руб. в месяц, и булка хлеба на рынке стоила 3000 рублей. Отчаянное положение спасала мама, рукодельница и великая тру­женица. Выручала тюлька, жирная и дешевая. Мама отваривала ведро тюльки, и мы пили бульон, а из самой тюльки готовили котлеты.

Потом Аня организовала в станице Новощербиновской детский дом для беспризорных детей и заведовала им. Работа была тяжелейшая. Здесь у нее состоялась неожиданная встреча с Яном Васильевичем Полуяном (1891-1937), председателем Кубанского Военно-революционного Комитета и Облисполкома. Он приехал в станицу на автомобиле, что для того времени было редкостью. «Я как глянула на него, так и ахнула».

В своей книге «История курорта Анапа» я писал: 13 июня 1913 года в имении «Джемете» бывшим городским головой В.И. Пиленко устроено чаепитие в честь учредителей Анапской санаторной гимназии Евгении Николаевны Вознесенской и Виктора Петровича Щепетева. Пиленко поблагодарил за создание гимназии и первый выпуск через 8 лет. 18 человек получили аттестат зрелости. Сколько препятствий было преодолено! Чаепитие носило чисто семейный характер. Среди окончивших гимназию были: Ян Полуян, Владимир Пиленко, Антон Щепетев, Христо Инджибели, Иван Сербии, Николай Малкин, Захар Козленке Ян Полуян и Христо Инджибели стали впоследствии профессиональными революционерами. Но уже в 1912 г. Ян Полуян был избран в состав Екатеринодарского комитета большевиков, а спустя два года поступил в Киевский университет.

«Я в нем узнала, — продолжает Анна Васильевна, — своего знакомого. Он у нас в доме в Анапе во время власти белых скрывался. Жил у нас зиму и, наверное, подпольно работал (Как известно, в июле 1918 г. после победы на Кубани сторонников Красной Рады казаки вытеснили из Анапы большевиков, и только в марте 1920 г. Анапа была освобождена от белогвардейцев частями Красной Армии).

Но я тогда ни о чем не подозревала. Только помню, как он с папой каждый вечер спорил, папа доходил до бешенства, а он говорил спокойно. Папа кричал: «Ты мини, бисова душа, докажи, зачем забрали у казаков надели?» У папы ж было три сына и он сам, и он каждую осень получал арендные на свои четыре надела (наделы они имели в Старощербиновской станице). Ну, а красные до прихода белых всё это аннулировали. И Ян спокойно папе доказывал его неправоту и вообще просвещал моего отца.

Когда власть красных установилась окончательно, и папа узнал, каким он стал большим человеком, то все поражался его благородством. «Ведь он же меня за мои разговоры мог загнать...»

В станице Ян выступил с автомобиля и уехал. Мне так и не пришлось с ним поговорить.

Ян Васильевич Полуян был активным участником борьбы за советскую власть на Кубани, в дальнейшем стал видным государственным деятелем. В 1937 г. пал жертвой репрессий. Реабилитирован посмертно.

В Новощербиновской от непосильной работы заболела и вынуждена была оставить беспризорников, к которым прикипела всем сердцем. «Вернувшись в Ейск, я начала лечиться. Лечил меня знаменитый доктор Бадмаев, великий знаток тибетской медицины. Он в революцию бежал в Ейск и занимался частной практикой. У меня до сих пор сохранилась справка за его подписью».

 

 

«СВЯТАЯ К МУЗЫКЕ ЛЮБОВЬ...»

 

В 1925 г. Аня поступила в Музыкальный техникум по классу пения г. Краснодара. Годы учебы прошли как в сказке, как сплошной праздник, весело и интересно. Была шумная компания друзей, в основном из Института табаководства, в их числе был и Миша Поляков, будущий муж Ани. Вскоре в Краснодар переехала вся семья Евтушенко.

«Каждое лето мама с домочадцами выезжала в Анапу и там давала домашние обеды. Снимала помещение, нанимала кухарку, горничных и вешала объявление: «Даю домашние обеды». Обеды у мамы были очень вкусные. Мы ей помогали. Летом у нас в анапской квартире жила моя подруга Вера Щербина. У нее болела спина. В Анапе она вылечилась. Мы с братом Александром были кассирами. В Анапе я часто пела в доме Масловых. Второй муж Анастасии Павловны Масловой был доктор медицинских наук Н. П. Шаповалов. Насколько помню, он открыл в желудочном соке пепсин и трипсин. Была очень красиво иллюстрирована его книга.

Так вот, во время одного концерта меня услышали две москвички. Одна из них, Лиза Назарова, впоследствии стала моей подругой. Они меня отозвали и начали уговаривать ехать в Москву учиться. Пригласили к себе жить. А я в это время рассердилась на своего рыцаря и в 1929 году уехала в Москву». Судя по всему, она имела все данные для поступления в Большой театр, в Малый театр, но учиться стала в 1-м Московском музыкальном политехникуме по классу пения, который окончила в 1933 г.

В 1931 году поехала в Краснодар на зимние каникулы, вышла замуж за Михаила Ильича Полякова, впоследствии известного ученого на Кубани, заведовавшего кафедрой в Кубанском сельскохозяйственном институте. Родила сына Александра, через шесть лет — дочь Татьяну. Перед войной закончила 4-годичные педагогические курсы по английскому языку (а после войны заочно, когда ей уже было 50 лет, Краснодарский пединститут по английскому языку), работала преподавателем английского языка в институтах и школах Краснодара. Много еще чего рассказала Анна Васильевна Евтушенко - Полякова в своей «Хронике семейной жизни», но к нашей теме об Анапе это уже не относится.

Вы думаете, что из семьи Евтушенко в довоенные годы никто не пострадал от репрессий? Ошибаетесь. Когда Василий Тарасович уже был на пенсии в Краснодаре, домком в печально известные 30-е годы донес на него, что он был царским генералом, а теперь скрывается. Тяжелое время было, время доносов и арестов. «И ничего не чувствуешь за собой, а трясешься», — писала Анна Васильевна. Козырной картой в доносе домкома были слова: «У него усы генеральские». А пенсионер действительно носил длинные усы, как у Тараса Шевченко. Отца арестовали и — в тюрьму. На­чали наводить справки, рассылать запросы, а уже многих учреждений нет, например, того же казначейства. Всю зиму просидел. Потом выпустили, извинились и пенсию всю выплатили...