ПРОЛОГ К ТРАГЕДИИ ПРИМОРСКОГО ГОРОДКА

 Не хотелось бы историю нашего послевоенного города-курорта начинать с пепелищ и руин, но что поделаешь. Мне за свою жизнь довелось побывать на многих курортах Советского Союза и за рубежом, но нигде я не встретил столь сокрушительного разрушения, какое выпало на долю Анапы, крошечного курортного городка.

Меня просто потрясли рассказы о том что, уже окончательно покидая обрушенный бомбами и снарядами город, какой-то офицер с солдатами на подводе объезжал улицы и высматривал с немецкой педантичностью для взрыва чудом уцелевшие, от­носительно крупные красивые дореволюционной постройки, в один-два этажа дома. Солдаты выносили динамит, закладывали его в основание дома и взрывали. И ехали дальше. Так добивали Анапу. Освобожденная от оккупантов Анапа городом, по сути, уже не была.

Начало этой книги давалось мне с трудом. Документального материала о военном лихолетье Анапы набралось очень много, он выстраивался в отдельную горестную книгу, и я никак не мог придумать, с чего начать. Надо бы начинать с чистого листа — без описания войны, но все жители, погибшие, воевавшие и восстанавливающие потом Анапу после жуткой трагедии, вошли и входили в историю из войны. И еще. 60 лет назад закончилась Великая Отечественная война, закончился вселенский кошмар самого массового уничтожения человечества. Сегодня люди должны знать, какой была та война, даже в таком малом пространстве, каким является наша Анапа. Поэтому кратко о войне.

Оглушительная беда обрушилась на советский народ, собрать все слезы народов страны невозможно, это была бы истинно река слез. Неграмотный и лапотный народ царской России к началу войны уже расправлял плечи. Достижения были огромны, вся страна, фактически в диктаторском режиме большевиков, напрягаясь изо всех сил, становилась великой державой.

Но вот 190 вышколенных дивизий фашистской Германии, оснащенных самой первоклассной техникой, внезапно обрушились на великий Советский Союз. Гитлер и его окружение не сомнева­лись в достижении скорой победы. Впервые в истории нашего государства с Запада навалились такие огромные орды варваров.

В ту проклятую войну у меня, шестилетнего сопляка из глухой тамбовской деревни, убили отца Ивана Кузьмича Баклыкова, его братьев Алексея Кузьмича и Никифора Кузьмича, старшего сына дяди Алешки, моего двоюродного брата Василия, единственного брата мамы Александра Алексеевича Мещерякова, моего крестного. С войны вернулся лишь один брат моего отца — дядя Федя. Он был с детства глуховат, но на войне его контузило, и он совсем стал глухим. В последние годы жизни у него появился слуховой аппарат. «Ты мне больше не кричи, — заявил он мне после длинной разлуки.— Я теперь слышу хорошо». Он прожил длинную жизнь, за 90 лет, и говорил мне: «Леонид, я ведь и за братьев живу». У него было милое доверчивое лицо малограмотного селянина. Когда я в 1983 г. уезжал в длительную командировку в Монголию, он спросил: «Тебя как: партия посылает или ты добровольно?» — «Добровольно, конечно». Он хитровато, улыбчиво посмотрел на меня и сказал: «Понятно, понятно. Значит, говорить нельзя». Будучи беспартийным, он свято верил в приход коммунизма, его вера была непоколебима до самой смерти. Это потому, что его послевоенные дети получили бесплатные квартиры: дочь — в городе, а сын — в родном селе. И был уже у него свой телевизор и всякое другое. И достаток в доме он увязывал с построением коммунизма.

21 июня 1941 года, суббота. Анапская газета «Знамя колхоз­ника» помещает передовицу «Правильно и культурно организо­вать торговлю летом». Затем информация о войне в Европе, Азии, Африке.

Немцы напали на нас от моря и до моря 22 июня 1941 года. Следующий номер газеты, на 22 июня, был уже накануне отпечатан в типографии, поэтому в этот день публикуются обычные те­кущие материалы, всё спокойно.

Вот рассказ анапчанина радиста Владимира Алексеевича Перо­ва, что называется, из первых уст: «Этот день я запомнил до мельчайших подробностей, вплоть до цены за килограмм вишни. Начальник Анапского радиоузла Артемий Петрович Алехин в субботу объявил нам, радистам, что на воскресенье, 22 июня, будет с 6 до 17 часов плановое отключение электроэнергии, подаваемой в наш город из Новороссийска, поэтому у нас не будет никаких дежурств до 17 часов. Я решил поехать на велосипеде в Су-Псех за вишней в колхоз им. Орджоникидзе. Нарвав два ведра вишни и расплатившись с весовщиком, покатил обратно. Было около 11 часов утра. Мне навстречу на полном газу катит эмка. В городе было две эмки — у секретаря райкома партии Веры Соломоновны Иоффе и у председателя горисполкома Анастасии Гусевой. Видимо правильнее у В. И. Курбацкого: «В 1938 году председателем горсовета стала Степанида Петровна Гусева, работавшая до этого секретарем парторганизации Анапского винзавода».

 Вдруг машина на той же скорости разворачивается и Гусева кричит мне:

   —   Бросай велосипед и садись в машину. Война!

Только теперь я увидел, что она в домашнем халате, просто­волосая, в туфлях на босу ногу.

До встречи со мной она в течение двух часов объехала всех работников радиоузла, но никого не застала дома. Ключи от радиоузла были у меня дома, но мама закрыла дом и куда-то ушла. Пришлось нам выбить стекло в окне радиоузла, и я влез в студию. По радио передавали речь Молотова».

Но население уже известилось о начале Великой Отечественной войны. Масштабы развязанной войны простой народ не пред­полагал. Многие думали, что сокрушение врага будет скорым. «Сменим молоток на винтовку, трактор — на танк». Посыпались заявления в военкомат от анапчан - добровольцев. 70 медсестер, окончивших курсы Красного Креста и Красного Полумесяца, и сандружинниц решили добровольно идти на фронт.

Очередной номер газеты выходит 24 июня. Публикуется выступление В.М. Молотова по радио о нападении Германии на СССР без объявления войны. Теперь газета считает себя мобилизованной. «Дадим сокрушительный отпор фашистским варварам!». «Поможем Красной Армии одержать победу над врагом!». «Смерть фашистским гадам!».

В тот же день Анапа, как пограничный и портовый город, объявляется на военном положении.

Местные партийносоветские органы власти, все предприятия, учреждения и организации города перестроили свою работу с учетом военного времени, началась поголовная военная подготовка, лихорадочно создавались отряды самообороны. Вначале призвали население вступать в народное ополчение, но оно оказалось не нужным. Был сформирован 66-й истребительный батальон, вошедший в состав войск НКВД. В батальоне было 150 бойцов из числа работников организаций и предприятий города. Командовал батальоном капитан НКВД Корчагин, комиссаром был Д. А. Кравченко (директор Анапского винзавода), начальником штаба — Окунь из НКВД. Командиром первой роты состоял А. А. Кравченко, второй — А. А. Салашин, командиром «Молодежного взвода» из 24 мальчишек и девчонок (еще не все были комсомольцами) был Жора Широчинский.

Николай Петрович Овсянников, один из бойцов молодежного взвода, недавно рассказал мне, что все они были учениками седьмой школы. До революции она называлась мужской гимназией, позже — школой второй ступени, а в 30-е годы стала седьмой. В большом и очень красивом, с высокими потолками двухэтажном здании учились 800 человек. Школа находилась на нынешнем Крепостном бульваре, к ней тогда выходила Тираспольская улица (ныне большей частью перекрытая). Во дворе ее стояло еще одно здание с классами, оборудованными и оснащенными для занятий физикой, химией, ботаникой. Классным руководителем у нас была Евгения Николаевна Вознесенская, она преподавала русский язык и литературу. Это та самая Вознесенская, которая открыла в Анапе курортную гимназию. После революции Евгения Николаевна передала гимназию в государственную собственность. Любимцем учащихся был преподаватель географии Георгий Карпович Хохлов. Говорили, что он был царским офицером. На его уроках даже самые отпетые хулиганы с увлечением слушали его рассказы. Физику преподавал белорус Ждан Михаил Георгиевич, личность колоритная, вечно перепачканный мелом, сильно близорукий, но уроки проводил блестяще.

Много еще о чем поведал мне Николай Петрович. Так вот, когда началась война, он с другом записался в истребительный батальон. Как-то однажды мимо них проходил комиссар Кравченко и бодро спросил: «Ну, как дела, комсомол?». «А мы не комсомольцы». «Как так, почему?» — удивился комиссар. «Нам не исполнилось 16 лет». Он, не раздумывая, предложил: «Вот что, ребята. Пишите заявления в райком комсомола, рекомендации я вам дам. Вас примут». Конечно, мы с радостью написали. Молодежный взвод был рядом с райкомом ВЛКСМ, который находился в огромном двухэтажном доме, построенном мясопромышленником Борисовым до революции, он стоял на том месте, где сегодня находится курортная поликлиника. В этом здании на первом этаже раньше размещался богатый экспонатами музей (перед войной его переместили в закрытую церковь Святого Онуфрия, где он выглядел из-за тесноты намного беднее), а также парткабинет, городская библиотека, райком комсомола и др.

Спустя несколько дней, поздно вечером, нас, шестерых пацанов, вызывают в райком. На улицах темно, светомаскировка по всему городу, окна дома Борисова (так его называли анапчане) наглухо завешаны. Принимают нас без лишних формальностей, и тут же первый секретарь комсомола Булатников вручает нам новенькие комсомольские билеты. Возбужденные от волнения, оказанного нам высокого доверия, мы вываливаемся на улицу, непроиз­вольно строимся в три ряда по два человека и, маршируя в ногу, звонко поем в ночной тиши песню:

Дан приказ ему на запад, Ей в другую сторону. Уходили комсомольцы На гражданскую войну...

Как нас военные патрули не забрали, сами не знаем. Впрочем, нам и идти-то было всего ничего.

В книге «Только бы помнили вас жи­вые...» есть воспоминания тогдашней комсомолки, бойца истребительного батальона Жени Михайловой. Я кое-что извлек из книги, да и сама она много мне расска­зывала о жизни и действиях в оккупации. Мы с ней проработали вместе много лет и остаемся друзьями. Спустя годы Евгения Николаевна скажет: «По первому призыву горкома комсомола мы с подругой Зиной Сикорской пошли в народное ополчение, которое потом переименовали в истребительный батальон № 66. Истребительный батальон вначале квартировался в санатории им. Н. К. Крупской, затем его перевели в санаторий «Ривьера» и далее — в дом отдыха «Мукомол». Командиром роты был Кравченко Алексей Алексеевич, командиром отделения — Степанов Николай Иванович. Со мной в отделении были: Зина Сикорская, Катя Соловьянова, Валя Никитенко, А. Поддубко, Лена Горюнова и другие девчата, фамилии которых я не помню. Девушки жили в одной комнате. Из ребят хорошо помню Колю Жовнера, Колю Степанова, Колю Овсянникова, Митю Логутенко, Володю Короткова, Иосифа Иосифиди, Толю Алехина, Аншакова, Воронкова, Станиславова, хорошо помню врача батальона Костяева Н. Г.».

Отдельно была подобрана группа девушек по подготовке сандружинниц, санинструкторов, связистов.

После окончания ускоренных курсов большая часть из них отправлялась на фронт. По­всеместно проходил сбор средств для Красной Армии.

Сразу же началась мобилизация, массовые проводы в Красную Армию, на войну. С мобилизованными уходило немало добровольцев. Николай Петрович Овсянников, в то время один из юных бойцов истребительного батальона, рассказывал: «Призванные в армию парни собрались во дворе военкомата, который размещался на углу улиц Ленина и Пушкина (ныне здание снесено). Все прилегающие улицы были забиты родными и близкими призывников. Крик, плач, буквально вой стояли в воздухе. Призывники в Тоннельную добирались пешком. И родные шли за ними вслед, желая отодвинуть час расставания...»

Живет в нашем городе Вера Павловна Комкова, в войну бе­довая девочка-подросток, ныне пенсионерка. До ухода на пен­сию 35 лет заведовала библиотекой в моршколе, превратив ее в одну из крупнейших в крае. Журналистка В. Сологуб записала рассказ Комковой и опубликовала его в газете «Анапа». Назы­вался очерк «Выжившие... в аду». Потом и у меня состоялись длинные беседы с Верой Павловной. Я объединил ее в воспоминания о жизни в городе, во время оккупации и позже буду ссы­латься на нее по ходу рассказа.

«Когда началась война, мужчины стали уходить на фронт. У нас был молодой учитель математики Грищенко. Как мы его любили! Мы пришли провожать его всем классом. В тот день на фронт отправлялась большая группа мужчин. Они шли неровным строем по улице Ленина, прямо по дороге, а по обеим сторонам торопливо шли провожающие, родные, больше плачущие женщины и много детей. И мы бежали до самого выхода из города. Только учитель обернется — мы начинаем махать руками и кричать, кричать... Больше своего учителя мы уже никогда не видели».

Истребительный батальон должен был уничтожать диверсантов и шпионов. Ночами дежурили на крышах зданий, выявляя сигнальщиков-предателей. Они подавали сигналы немецким самолетам о местонахождении морского порта, аэродрома и других, значимых для врага объектов. С крыш хорошо было видно, откуда подается сигнал фонариком. Поймали человек 15 сигнальщиков. Бойцы дежурили на всех важных предприятиях и в учреждениях города, начиная от райкома партии, отделения связи и до городской больницы. Несли вахту на МПВО (местной противовоздушной обороне). Даже при самых тяжелых налетах юных бойцов не снимали с постов. Батальон был обязан оказывать помощь в вывозе или уничтожении ценного имущества при отходе советских войск. Бойцы истребительного батальона активно строили оборонительные сооружения — доты, устраивали в полуподвалах зданий амбразуры, рыли траншеи, окопы.

Комсомольско-молодежный взвод батальона участвовал и в тяжелых делах — в арестах и авральной высылке из города на вос­ток страны так называемых неблагонадежных немцев, греков, турецкоподданных и русских. В данном случае они не ведали, что делали. Да и дисциплина была жесткой, по закону военного времени. Списки «неблагонадежных» готовили в местном отделении НКВД. Позже, в канун оккупации, значительная часть ребят ушла из истребительного батальона в партизаны в окрестные леса. Из добровольцев города, станиц и хуторов района был сформирован 1177-й Анапский полк.

Василий Иванович Храброе, ныне ветеран труда, а тогда 12-летний мальчишка вместе со сверстниками, стайкой пошли в горисполком, просить «идти воевать». А тут вышла сама председатель Гусева да как крикнет на них: «А ну-ка, кыш отсюда по домам! Вы бы лучше пустые бутылки собирали для зажигательной смеси на фронт. А ваши мамы и девчонки пусть вяжут варежки и носки теплые для красноармейцев». Варежки надо было вязать с двумя пальцами — для большого и указательного пальца отдельно, чтобы можно было стрелять, нажимая на курок.

Е. И. Маклюк — учитель истории средней школы № 5, по воспоминаниям анапчан 3. Н. Орешниковой, Н. П. Овсянникова, А. А. Жернового, писала: «Вечером город погружался в полную темноту, так как по дворам и улицам ходили квартальные и активисты-общественники, патрули из истребительного батальона. Они обеспечивали порядок на улицах, проверяли качество свето­маскировки. Для маскировки города был отдан нелепый приказ. Не зная, как проходят ночные бомбардировки, руководство города приказало все белые дома и заборы выкрасить в черный цвет, что было немедленно выполнено с помощью грязи и сажи из печных труб. К сожалению, это не помогло. Во дворах и на улицах выкапывались щели глубиной до двух метров.

Начались перебои с хлебом и продуктами. Многие сушили сухари впрок. Затем хлеб стали продавать нормировано, по карточкам. У хлебных магазинов скапливались громадные очереди. Хлебозавод работал с перебоями. Чаще всего в очереди отправляли школьников, т. к. приходилось иногда стоять в очереди по двое суток». Об этом же рассказывает В. П. Комкова: «Ближайший к дому хлебный магазин (мы жили тогда по ул. Тургенева, 184) находился там, где сейчас санаторий «Кубань». Мы, дети, вставали в 3-4 утра, а то и с вечера занимали очередь. Брали телогреечки и всю ночь сидели, ждали. Номер свой писали химическим карандашом на ладошке. Пока еще талонной системы не было, хлеб да­вали по килограмму в одни руки. Но на всех не хватало...»